Театральное. Продолжение темы.
Oct. 29th, 2007 10:10 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
g_ryurikovВдогонку к моему вчерашнему постингу о спектакле "Горе от ума" мне бы хотелось продолжить тему и внести свои три копейки в попытки сравнить постановку в Малом театре со спектаклем Олега Меньшикова, который мне тоже довелось видеть.
Общее впечатление от увиденного на сцене Малого — очень качественная работа, ключевые слова — "умеренность и аккуратность". Конечно, никакого лихого экспериментаторства, хотя смотрится и живо, и оригинально. Единственный авангардный штрих — это декорации; фактически на сцене в течение всего спектакля только печка и скамейка, всё остальное — какие-то абстрактные цветные щиты, в которых иногда появляются двери. То есть актёры просто стоят на сцене, иногда сидят или ходят. Никаких хореографических изысков, как у Меньшикова, нет. А самое главное — нет торжественной декламации хрестоматийных, набивших оскомину фраз, которая имеет место в постановке Меньшикова. Напротив — актёры говорят самым естественным языком; именно так, как положено говорить грибоедовским персонажам, для которых их текст — не сборник цитат из бессмертной, всем известной пьесы, а всего лишь реплики, которые рождаются у них в голове, обычные слова... И даже Чацкий свои монологи произносит не торжественно и распевно, а чуть ли не скороговоркой. И впечатления это совсем не портит.
Какие-то специфические, неожиданные решения в актёрской игре есть, конечно, в обоих спектаклях, но тоже отличаются. Напряжённый творческий поиск значительно сильнее ощущается в постановке Меньшикова; удачно или нет то, что получается, — дело вкуса зрителя. Например, когда Молчалин и Чацкий щёлкают друг на друга языком — это выходит и неожиданно, и забавно. Но какое это отношение имеет к Грибоедову, не совсем понятно. Или когда при словах Фамусова, предлагающего Скалозубу сесть: "Вот Вам софа, раскиньтесь на покой", софу выносят на сцену, показывают и уносят (Алиса, это пудинг) — такой трюк тоже вполне в духе меньшиковского спектакля, но на сцене Малого таких фокусов вы не увидите. В Малом театре, в спектакле Женовача, функцию таких оживляющих моментов выполняет слуга, торжественно шествующий по дому с ночной вазой на вытянутых руках, ну или Чацкий, тянущийся к печной дверце со словами "И дым отечества нам сладок и приятен".
Теперь об актёрах. Чацкий (Глеб Подгородинский) очень похож на Меньшикова и внешне, и манерой играть! И всё же он отличается от Меньшикова, и именно так, в том же духе, как отличается и весь спектакль. Фамусов в исполнении Юрия Соломина менее вальяжен (и, кстати, просто великолепен). Скалозубы очень похожи манерой, но не внешне (в спектакле Меньшикова Скалозуб похож на Элвиса Пресли, а у Женовача — на генерала Лебедя). Софья у Меньшикова более гламурна и жеманна, у Женовача же она просто никакая, какой ей, впрочем, на мой взгляд, и следует быть. Молчалин в Малом театре тоже менее ярок, и опять же — ну роль у него такая.
Общая идеология — в постановке Женовача практически не проглядывается социальный контекст; Чацкий — не бунтарь и революционер (как нас учили в школе), а просто очень искреннй и даже наивный человек, остро переживающий моральную травму и от несчастной любви к Софье, и от неожиданного бойкота, которому его подвергло фамусовское общество.
Общее впечатление от увиденного на сцене Малого — очень качественная работа, ключевые слова — "умеренность и аккуратность". Конечно, никакого лихого экспериментаторства, хотя смотрится и живо, и оригинально. Единственный авангардный штрих — это декорации; фактически на сцене в течение всего спектакля только печка и скамейка, всё остальное — какие-то абстрактные цветные щиты, в которых иногда появляются двери. То есть актёры просто стоят на сцене, иногда сидят или ходят. Никаких хореографических изысков, как у Меньшикова, нет. А самое главное — нет торжественной декламации хрестоматийных, набивших оскомину фраз, которая имеет место в постановке Меньшикова. Напротив — актёры говорят самым естественным языком; именно так, как положено говорить грибоедовским персонажам, для которых их текст — не сборник цитат из бессмертной, всем известной пьесы, а всего лишь реплики, которые рождаются у них в голове, обычные слова... И даже Чацкий свои монологи произносит не торжественно и распевно, а чуть ли не скороговоркой. И впечатления это совсем не портит.
Какие-то специфические, неожиданные решения в актёрской игре есть, конечно, в обоих спектаклях, но тоже отличаются. Напряжённый творческий поиск значительно сильнее ощущается в постановке Меньшикова; удачно или нет то, что получается, — дело вкуса зрителя. Например, когда Молчалин и Чацкий щёлкают друг на друга языком — это выходит и неожиданно, и забавно. Но какое это отношение имеет к Грибоедову, не совсем понятно. Или когда при словах Фамусова, предлагающего Скалозубу сесть: "Вот Вам софа, раскиньтесь на покой", софу выносят на сцену, показывают и уносят (Алиса, это пудинг) — такой трюк тоже вполне в духе меньшиковского спектакля, но на сцене Малого таких фокусов вы не увидите. В Малом театре, в спектакле Женовача, функцию таких оживляющих моментов выполняет слуга, торжественно шествующий по дому с ночной вазой на вытянутых руках, ну или Чацкий, тянущийся к печной дверце со словами "И дым отечества нам сладок и приятен".
Теперь об актёрах. Чацкий (Глеб Подгородинский) очень похож на Меньшикова и внешне, и манерой играть! И всё же он отличается от Меньшикова, и именно так, в том же духе, как отличается и весь спектакль. Фамусов в исполнении Юрия Соломина менее вальяжен (и, кстати, просто великолепен). Скалозубы очень похожи манерой, но не внешне (в спектакле Меньшикова Скалозуб похож на Элвиса Пресли, а у Женовача — на генерала Лебедя). Софья у Меньшикова более гламурна и жеманна, у Женовача же она просто никакая, какой ей, впрочем, на мой взгляд, и следует быть. Молчалин в Малом театре тоже менее ярок, и опять же — ну роль у него такая.
Общая идеология — в постановке Женовача практически не проглядывается социальный контекст; Чацкий — не бунтарь и революционер (как нас учили в школе), а просто очень искреннй и даже наивный человек, остро переживающий моральную травму и от несчастной любви к Софье, и от неожиданного бойкота, которому его подвергло фамусовское общество.
